Дискография Димитриевичей: 1967 - The Gypsy end I (Цыган и я - Юл Бриннер и Алеша Димитриевич)http://www.shareonall.com/The_Gypsy_end_I_lqie_rar.htm 1967 - Les derniers voix thiganes http://www.shareonall.com/1967_-_Les_derniers_voix_thiganes_mbez_rar.htm(Голоса последних цыган - В.Димитриевич и В.Поляков) 1970 - Valia et Aliosha Dimitrievich (Валя и Алеша Димитриевичи)http://www.shareonall.com/Valia_et_Aliosha_Dimitrievich_wqnq_rar.htm 1973 - Lalia Dimitrievich "CHANTS DU PEUPLE ROM" 1976 - Aliosha Dimitrievich (Белый альбом- в сопр. оркестра п.у. Константина Казанского)http://www.shareonall.com/1976_-_Aliosha_Dimitrievich_vpwv_rar.htm 1977 - Valia Dimitrievich "15 Titres Du Folklore Russe" (presentee par Robert Hossein)http://www.shareonall.com/Valia_Dimitrievich_surk_rar.htm 1996 - Эмигрантское танго (записи с двух концертов в США 1984г)http://www.shareonall.com/Emigrate_Tango_yzwm_rar.htm 1970-ые - Yoska Nemeth et son orchestre - Nuit tzigane(при участии Сони Димитриевич)http://www.shareonall.com/Yoska_Nemeth_pzro_rar.htm http://www.shareonall.com/Dimitrievich_ylou_rar.htm http://www.shareonall.com/1995_vfqw_rar.htm-cукачев О ПАРТИЙНОСТИ ЦЫГАН Пишет мне находящаяся в Нью-Йорке художница-архитектор Ирина Пейсикова 2.6.86 Милый Костенька! Посылаю Вам копию чудом сохранившейся уникальной фотографии сорокалетней давности. Мало того, что она уцелела в годы войны. Фотография прошла со мной эмиграцию и теперь хранится в альбоме, как историческая редкость. На ней запечатлено партийное собрание актива труппы Московского Цыганского Театра "Ромэн". Не уникально ли само сочетание слов "цыганский театр" и "партийное собрание"?! Этот вольный, воспетый поэтами народ, заседает, избирает, голосует, выносит решения... Да им бы петь да плясать! Меня с театром связывала дружба моей матери с артистами труппы, такими, как Лина Чиженко, Иван и Мария Хрусталевы, Шура Кононова, Женя Янковская и др. Они бывали у нас дома, и я отчетливо помню эту атмосферу праздника. Мы жили на Тверской, неподалеку от Гнездниковского переулка, где до войны находился в полуподвале уютный маленький театр "Ромэн". Порой раздавался звонок в нашу огромную коммунальную квартиру и с каким-то особым веселым звоном врывалась веселая, голодная компания. Молниеносно накрывался стол, из чехлов извлекались гитары и начинались пение и пляски до глубокой ночи. Мы с братом, предварительно выдворенные в детскую, боролись за щелочку в двери, отстаивая право взглянуть на это чудо. Лина Чиженко рассказывала, что обычно артисты так "заводились" во время спектакля, что не могли остановиться и продолжение выступлений у кого-нибудь в домашней обстановке было обычным явлением. Не помню, чтобы в этих импровизированных концертах принимала участия Ляля Черная. Но у себя дома она часто принимала, и мы бывали у нее на улице Станиславского. Она казалась более цивилизованной, более сдержанной. Быть может, обязывало положение жены главного режиссера и художественного руководителя театра, в то время Яншина. Впервые меня взяли в театр когда мне было лет 7-8. Помню с каким трепетом я впитывала в себя все виденное. Помимо пьес из жизни таборных цыган, Яншин, а затем Хмелев, ставили спектакли классического репертуара - "Кармен" Мериме, "Кровавую свадьбу" Гарсиа Лорки, "Цыган" Пушкина. В эти же годы вышел на экраны фильм "Последний табор", где снималась почти вся труппа театра во главе с Яншиным. К 12-ти годам я знала наизусть все спектакли, старинные цыганские романсы, таборные песни, научилась играть на гитаре, плясать, по-цыгански тряся плечиками, купила русско-цыганский словарь для изучения языка. Дело дошло до того, что однажды на вопрос о моей национальности я, не моргнув глазом, ответила: "Цыганка!" И это белокурая девочка из интеллигентной русско-еврейской семьи! А уж когда я в 14 лет влюбилась в артиста театра Сергея Шишкова, игравшего, в основном, первых любовников, мои родители всерьез забеспокоились. Они стали запрещать мне часто ходить в театр, но я прибегала к самым немыслимым уловкам, лишь бы оказаться в первом ряду и сверлить глазами предмет моего обожания. Не выдержав его нежной братской дружбы, я написала ему письмо, начинавшееся словами из старинного цыганского романса: "Взгляд твоих черных очей В сердце моем пробудил Отблеск угаснувших дней, Отзвук утраченных сил..." Мама, случайно обнаружив черновик письма, как бы невзначай посоветовала: "Когда пишешь любовное письмо, в особенности женатому мужчине, заглядывай в орфографический словарь." Мне хотелось повеситься. Но вскоре случилось настоящее несчастье - арестовали моего отца, обвинив в шпионаже. А через год трагически погибла мама, попав под машину. Горе перевернуло всю мою жизнь. Я почти перестала бывать в театре, но на приглашение кого-то из артистов, друзей моих родителей, пойти с ними на первомайскую демонстрацию, согласилась с радостью. Это был по-весеннему ясный, солнечный день, празднично одетая толпа, затейливые транспаранты, музыка. Наша колонна, прежде чем выйти на Тверскую, остановилась у памятника Пушкину. Остановка была достаточно длительной для того, чтобы начались стихийные выступления - песни и пляски. В самый разгар веселья ко мне подошла взволнованная Лина Чиженко и, озираясь, зашептала: "Тебе придется пойти домой, детка! Прости. Наш парторг знает об аресте твоего отца и очень недоволен твоим присутствием в нашей колонне." Это было в 1933 году. С тех пор все, что было связано с театром "Ромэн" для меня перестало существовать. Удивительно, каким образом сохранилась фотография. Видимо, было не до нее. Вскоре вернулся реабилитированный, измученный отец, началась война, эвакуация, гибель брата. Лишь в конце семидесятых годов я вновь встретилась с театром. Зрительская секция Всероссийского Театрального общества, членом которой я была в течение многих лет, организовала просмотр с обсуждением нового спектакля театра "Ромэн". Когда разгримированные артисты заняли свои места на сцене, участники обсуждения начали один за другим подниматься на сцену и высказывать свое мнение. Артисты реагировали довольно вяло - спектакль был скучный, как ни старались они оживить его своими песнями и плясками. И тут я решила преподнести им сюрприз. Сказав несколько слов о спектакле, я показала им фотографию. Надо было видеть, что тут началось!! И хотя играли они пьесу на русском языке, все вскочили и заговорили по-цыгански, передавая друг другу фотографию. Видимо, никто из нового состава труппы не знал о ее существовании. Под аплодисменты зала артисты уволокли меня за кулисы и стали расспрашивать о том, как ... - а дальше, последние 3 строчки письма - у меня куда-то затерялись, Ирине звонить поздно, да и суть не в них. А в ЦЫГАНАХ. Я сам, по отцовской линии, на осьмушку цыган /как по материнской - на осьмушку же, еврей/, а тетка у меня - так вылитая цыганка! Из цыган же - знавал Ингу Романы-чай, чистокровную русскую, у которой мать сбрендила на цыганах, и даже в городской квартире - раскидывала шатер, в котором и жила. Инга же пришла девочкой, "посмотреть на живого писателя" - к Льву Васильевичу Успенскому, который так удивился, что стал ее опекать и она выпустила книгу "Сказки идущих за солнцем", цыганского фольклора. Потом у Овчины я встретил Радду Волшенинову, которую я всегда называл "Лошадиновой", она торговалась с ним из-за люстры, в мастерской на Кустарном. Овчина мне говорит: "Ну, скажи, что за люстра?" Я - автоматом -"1820-е, мастерская Ланкри, патинированная бронза, с огневой позолоткой"- гляжу, он мне кулак показывает. Значит, не продает, а покупает. "Ну, говорю, позолотка, может, и анодированная, но если и новодел 20-го, то хороший." Улыбается, потрафил, суке. Больше я Радду не видел. А еще я видел цыган - в полугениальном, полу-проститутском фильме Евтуха, "Детский сад", на просмотре здесь уже - Евтух, помимо прекрасных кадров - и чего "пополитичней", попу-лизаторски воткнул: благородный немецкий офицер, благородный вор, возвращающий карточки, кошерный раввин /Игорьку, спросившему, он объяснил, что это Семен Липкин, поэт, с семитской внешностью/ и - цыган, едущих на орудийном лафете, под гармошку - на фронт. В заключительном кадре. Мол, и цыгане воевали за Родину. Воевали, куда они денутся? Мой отец, поляк с четвертинкой "романи" - полег в мясорубке под Невской Дубровкой,- куда бросали - безоружных, необученных, за месяц из командира отделения связи - стал командиром роты, продвижение! В декабре и полег, а захоронили - только в феврале, два месяца под горой трупов мороженых лежал. Об этом в фильме Евтушенки нет. Есть зато - в письме и фотографии Ирины: ПАРТИЙНЫЕ ЦЫГАНЕ. И парторг, выгоняющий с демонстрации - дочь врага народа. Ирина работала архитектором, по Золотому Кольцу, а сейчас, по памяти, рисует прекрасные акварели-отмывки церквушек Суздаля, Ростова, Кондопоги... А я их выставляю, со своим /Приходькинским/ альбомов порушенных церквей Севера - который и тут издать - негде и не на что. Наезжает зато Евтушенко, агитировать за мир. В этот раз - уже не появлялся в Некрасовке. Антологию купленную прочел, что ли? Но помещаю и это фото, к истории театра. Нашлась и концовка письма: ... ко мне попала эта фотография, кого из артистов я знала и о многом другом. Когда я рассказала об инциденте у Пушкинского памятника, кто-то из присутствующих крепко выругался... по цыгански. В начале 70-х годов я работала года два в Ленинградском Дворце Искусств. Работа сотрудников Дворца состояла в основном в том, что мы устраивали различные вечера для работников театров. Например, приглашали артистов какого-нибудь московского театра выступить во Дворце перед артистами Ленинграда. Так у нас состоялся творческий вечер артистов цыганского театра "Ромэн", который, естественно, вызвал оживленный интерес в актерской среде. Цыгане пели, играли на скрипке и гитаре, показывали отрывки из драматических спектаклей, которые шли у них на сцене. После концерта в ресторане Дворца состоялся банкет, закрытый для широкой публики. Это был второй акт "творческой встречи" актеров-цыган с ленинградской артистической средой. Во время банкета, когда все уже достаточно выпили и закусили, наши актеры стали просить Сличенко спеть что-нибудь. Сличенко - звезда цыганского театра - был не только прекрасным певцом, но секретарем партийного комитета театра. Словом, он был мужчина серьезный и петь отказывался под разными предлогами. Я сидела за столом рядом с ним и тоже обратилась к нему с просьбой спеть. "И Вы туда же! - ответил он с укоризной. - Вы-то должны бы понимать, что мы - не цыганский табор, мы артисты драматического театра. Когда к вам приезжают артисты Любимова, они ведь не поют у вас в ресторане". Я ответила, что как раз артисты драматических театров с удовольствием поют в ресторане и "для своих" после спектаклей, но Сличенко не стал меня слушать. В это время скрипач Вася /фамилии не помню/, очаровательный немолодой цыган маленького роста, встал со своего места и заиграл на скрипке и пошел между столиками. Все мы были в восторге: Вася играл не "как на сцене", а так, как описывают в старой литературе: васина цыганская душа пела голосом скрипки. Сличенко вскочил, подошел к Васе и запретил ему играть. Они вышли из зала; наши мужчины-хозяева вышли за ними и еле их растащили: Сличенко хотел "бить Васе морду". Сличенко повторял, что Вася "позорит высокое звание актера цыганского театра", что-то в этом духе. А жаль! Испортил нам вечер Сличенко, партийный руководитель и прекрасный певец. А это уже присовокупила Нина АЛОВЕРТ, когда я рассказал ей об историческом фото. Моя "цыганская" поэма "САРА ЧАЗИС И ЕЕ ДИТЯ" уже опубликована в "Стрельце" у Глезера-Петруниса, так что приводить ее ни к чему, и так места мало, а вот фоты Алеши Дмитриевича /хотя бы из "Аполлона-77"/ весьма пригодились бы. Но мсье Шемякин слишком занят, стряпая очередную выставку для Нахамкина, и фот с него не получить... А Шемякин же и сделал - первую, если не единственную, пластинку Алеши - за свои деньги, сам же и оформил. Мне он ее, естественно, подарил, но я цыган слушать в трезвом виде - не очень. Вот об том и речь. Партийный цыган Сличенко и - пропевший всю жизнь в кабаках Алеша. А где еще и петь? Но в России цыган уже нет. Коих оседлыми сделали, коих - в театр "Ромэн" поверстали. Заседают цыгане. А в Америке - еще живут. Говорят, что Юл Бриннер - цыганский король, по крайней мере он их в Конгрессе представляет. Что ж, Юл Бриннер /русский, из Харбинской эмиграции/ - это вам не Сличенко. Которого слышал, но терпеть не могу: слащав и слюняв /не педераст ли?/ А вообще - до цыган ли тут... Панов танцует не то Раскольникова, не то юного Ульянова на набережной Мойки, поутру в тумане. Ок. 1970 О БАЛЕТЕ И СОСТАВЛЯЮЩИХ Драгомощенко махается своим знакомством с Барышниковым. Очень даже и может быть. Ведь был же я знаком - с Эрасмусом, Виллелой, Пановым, танцевал с Рагозиной, да и Чинка Рафик, соученик Барышникова, исполнял у меня в подвале, с грацией кота - промеж гор книг и картинок, где и жопу-то не повернешь - о чем я написал: Батман ле тандю И четыре фундю И пять с половиной пуантов И вот уже я На ногах не ходю А в яме лежу оркестрантов В яме - красавец, полу-индус, полу-англичанин, отнюдь не лежал, а напротив, танцевал, и не худо. Потом там - Гера Замуэль, жена Гарика Готца Марина Ставицкая, эти у меня не танцевали, или там - Ариша Пестова, жена А.А.Мыльникова, лауреата сталинского и хрущевского, словом, с балетом я связан - с детства. Шульженко приходила пить к Успенским, но не помню, чтоб пела. Не говоря за Милочку Плотицыну, первую любовь Лени Палея. Балеруны и балеринки. Сейчас вот Шемякин - с Бродским, Растроповичем и Барышниковым танцует, но у них это плохо получается. Барышников же, почему то, не рвется издавать великого поэта Драгомощенко, даже если знакомы, и поэтому набирать его приходится - Очеретянскому, а издавать мне. Милославский удивляется, почему Лимонов, которого "Эдичку" он напечатал еще в газете "Наша страна" - ничего о нем в интервью не говорит. А они и НЕ СПРАШИВАЮТ. И говори им там, не говори - услышат то, что ХОТЯТ услышать. Говори Барышников в каждом интервью о Драгомощенке - опустят. Не на тему. Шмаков, начиная книгу, пишет: "За 15 лет знакомства с Барышниковым..." - можно подумать, что кореша, не-разлей-вода. А таких знакомств - у меня /и у любого/ - жопом ешь. Шемякин вот, к примеру, со мной 23-й год знаком, мои голые ягодицы и прочее - в каждом каталоге, а стихи? Я их, того, за 23 года много написал. Стихи он издает - Юпа. На свой вкус, полагаю? Или - попросил? Драгомощенко Барышникова не просит. Бродский же, когда его просят, как ни странно - охотно откликается. И Цветкова представил, и Лимонова, и Кублановского тож, сейчас, вроде, о Трифонове напишет - а вот с Сашей Соколовым вышла накладочка. Рукопись "Школы" Профферу пришла анонимная и Бродский, решив, что Марамзин - очень советовал. Но узнав, что это вовсе даже неведомый ему Соколов - взял совет взад. Но Соколов уже понравился Набокову, и было поздно. Таковы литературно-танцевальные судьбы наших дней. Годунов жалуется в телеинтервью, Жаклин Биссет устроила, что Барышников его зажимает. И не его одного. Виллела, который приходил ко мне с Пановым /о чем фото/, здесь - не отзывается. Не по тому классу танцую. И Сюзанна Масси - вычетом представлений на уровне Техасского университета или моего с Полем Шмидтом перформанса в Манхэттен Тиатр Клаб - в подвал уже ни за что не полезет. Послал им с Робертом приглашение на выставку "Санкт-Петербург - БАРАК" - то ли по Европам шастают, то ли в Союзе гостят, но ни ответа, ни привета. При том, что - по их части. Шемякин, выставившись и с барочниками - никак не выберется: звездит у Нахамкина, Любимов там приходил и чорт в ступе. А у мене прорвало батареи, четвертый раз за неделю, книги залило и Одессу, но Некрасов строит свой дом и ему не до меня. Попробую не заплатить квартплату - может, навестит? Лежу вот, 20-го апреля сдавать 5 томов /а завтра - 1-ое/, пишу зачем-то о знакомых и незнакомых балерунах, потому что Аловерт вчера была, фоты при несла - Элика Богданова, Михнова и ее замечательное - я с Витьком Володиным /см./, а Витька', к примеру, когда он в пьяном виде четырех полицейских избил, пистоли отобрал и из бара выкинул /они в штатском были/ - балерина Ленка Чернышева из тюрьмы вызволяла, сейчас она снимает балетный класс в Нахамкин-билдинг. Так и танцуем. А куда денешь Зоиньку Красновскую, экс-балерину и художницу цветов, при чем муж ее, Алеша, мастер высокого класса, нарисовал портрет Некрасова, который в соседней мастерне, но я на него зол /за батареи и потоп/ и буду ждать до субботы фоты от Аловерт. И помещу, в одел "Некрасовки". Вспоминать всех танцующих и танцовавших - так придется с жены и матушки, обе балетничали в молодости. Я же вовсе работал рабочим сцены. Выяснилось, что и Крейденков причастен. К театру "Комедии" Акимова - 4 месяца в рабочих был там. Много где мы были. Когда Шемякин оставил мне в наследство Панова, бывал я у него еще в микроквартирке на улице Росси - и там увидел фото. Для какой-то иностранки танцевал он белой ночью Раскольникова, в декорациях самого Петербурга. На Мойке, на Конюшенном, кажется, мосту. Это фото - следовало бы поместить на обложку питерского тома, но издатель сказал, после 1-го, что суперов - не надо, все равно в библиотеках их срывают и выбрасывают, так и пошли дальше тома без суперов, а и у Панова надо спросить, можно ли? А где он - в Израиле, Германии или еще где - я знаю? Мышь тут вспоминала, как его Галочка в 72-м, когда они уже в отказе были, наивно мечтала о замках и шале, в которых они жить будут. В подвал его, надо понимать, тоже не заманишь. Но преимущество подвальной жизни - в статусе, которому никто НЕ ПОЗАВИДУЕТ. Там, в Сохо - завидуют и Эрнсту, и Шемякину, а мне - как завидовать? Ведер пять воды выскочило сегодня из батареи, как Мышь на работу ушла, в 9 и - до 2-х, когда меня сначала философ Наклеушев /пришел подрабатывать, квартиры у Некрасова красить/, а потом Пантелей /на костылях, потому ногу поломал/ разбудили. Пошел почту смотреть - опять море разливанное, из ванночки перелилось, текет аж до библиотеки, подмокли все коробки с рукописями, книги, материалы по Одессе /в том числе межберговская копия сборника Лени Мака/, за ковры я и не говорю. Насквозь. Отснял это безобразие, чтоб поместить заставкой в какой-нибудь том. Меня даже Евтушенко спрашивает: "И как это Вы делаете такое великое дело?" /Женя любит выражаться выспренне/. А так вот и делаем - в промежутках между потопами /на этой неделе уже - четвертый/, горячими чеками /в феврале счет закрыли за недостачу 15 долларов/, визитами бездельных поэтов-художников /иногда, впрочем, с материалами/, ходьбой Мыши на работу /8 часов чертежничества/, визитами полиции /опять вчера в дверь ломились, но не за мной/, войнами с пуэрторикацами /шприцы и сраные подгузники, яйца и патоку - хорошо не бомбы и не бутылки битые! из окна летели, а Ольга, пуэрториканка - еще и в витрину яйцами швырялась/, но Некрасов их судом выселил, сейчас мы с ним воюем. Панов, Виллела и ККК. 1972 г. Фото Г. Донского. Так и живем, и танцуем. Сегодня Шарымова фото Любимова, щупающего "Древо жизни" Эрнста Неизвестного, принесла - сплошной бомонд, толклась публика весь вечер по мокрым и развороченным коврам, Полина с Толей Одессу атрибутировали, Великсон бывшую жену привел, Шаррадик просто так, с каким-то реставрируемым холстом притащился, а Мышь сидела и озверело некрасовские рисунки к Новосибирску клеила. Все ахали и спрашивали: "А как же вы антологию делаете?" Боря Великсон, правда, спохватившись, уплатил за вход /за себя и за жену, бывшую/, а Шарымова пообещала фоты Красильникова еще. Некрасовы же упорно не появляются, Мышь встретила супера-литовца, Йонаса, и тот сказал, что отопление уже в 5 вечера починили, и больше потопа "в этом месте" не будет. Ну, не в этом - так в другом. В коридоре на голову - ГОД текло, починили - а вчера тоже. Шарымова же пообещала отдать все рукописи Охапкина /см. том 4Б/, поскольку его за антифеминизм печатать разнамерилась. Сидим в говне и бодренько чирикаем. И вместо того, чтоб заканчивать, набирать Медведеву и Татаровича - лежу и пишу "о балете". По телевизору идут или военные или христианские фильмы - Пасха католическая, смотреть нечего, а и читать - тоже. Великсон показывал книжечку Канделя /после "Зоны отдыха" - читать его не хочу/, а ему расхваливал "Фаворита" Пикуля, злостно недооценненного русско-еврейской прессой зарубежья. И еще надо искать неуловимого Шамира: его перевод "Сирен" Джойса - теряется уже в тысячный раз, или - вносить обратно правки в набор статьи Нели Раковской о барачниках, шибко грамотный редактор Боря Бочштейн - отделал ее по-советски /даром, что ли, 15 лет завотделом в "Московской правде" служил, а теперь - в антисоветском "Новом русском слове"/. И правки-то - кретинские! Нелечка же не переживет, эрмитажный цветочек, если не поправить взад! А работа тошная: увеличить с газеты, разрезать, откопировать и впечатывать. Так она и делается, т.2Б. http://images.google.ru/imgres?imgurl=http://farm2.static.flickr.com/1438/539075793_38c1e6d48c.jpg%3Fv%3D0&imgrefurl=http://www.flickr.com/photos/44343546%40N00/539075793/in/set-72157600321812839/&h=390&w=500&sz=183&hl=ru&start=4&um=1&tbnid=fFbF75Q4AagtOM:&tbnh=101&tbnw=130&prev=/images%3Fq%3DMARC%2BLOUTCHEK%2B%2B%26um%3D1%26complete%3D1%26hl%3Dru%26lr%3Dlang_fr%26newwindow%3D1%26sa%3DG%26as_qdr%3Dall